Ну, очень тяжко шла глава. К ней-то самой это не имело никакого отношения. Все целиком из-за моего настроения и депресняка, ну и еще, конечно, в начале было многовато сложных для понимания моментов. Во многих из них разобралась окончательно только сегодня, когда все редактировала. И для себя сделала вывод: если порой фраза как-то странно звучит, то она , возможно, переводится как-то иначе) А прямая речь сразу пошла очень легко и поневоле подняла настроение. Бывали моменты, когда с трудом писала три-четыре предложения, ну, а под конец все шло очень живенько. И я вновь почувствовала себя соавтором всего этого, не то актером, не то режиссером.
Очень хочется надеяться, что впредь все будет не так тяжело. Я почти привыкла к депресняку, иногда он вообще зашкаливает, иногда такой... вялотекущий. Последние два дня вообще какое-то оцепенение. Вообще такое впечатление, что я все еще в шоке пребываю. Ну, и еще очень мало сплю, позавчера и поужинать то ухитрилась только в час ночи. И еще съела успокоительную таблетку, потому что была вся взбудораженная.
Встаю вроде нормально, зато в середине дня у меня впечатление словно меня пытают, не давая заснуть. Ну, и в транспорте беда просто. Хоть с книгой, хоть - без нее ,я вырубаюсь . На прошлой неделе книгу уронила и только тогда и проснулась. Поэтому завтра буду дрыхнуть, а раньше по выходным полдесятого точно уже просыпалась, а то и раньше.
Еще порадовало сегодня, что уже прибыла в Москву моя посылка от "Baker Street Irregulars" Наверное, там две книги из "Международной" серии, а лучше б это были два недостающих журнала, но по поводу них с ума сходить не буду. Как будет. В конце концов это была рискованная затея подписаться на холмсоманский журнал.
Ну, это все лирика. Иногда хочется поделиться с дневником, как идет житье-бытье. А идет как говорил Шарик: Покормят - хорошо, не покормят -плохо. В определенном смысле, конечно .
Ну, а теперь приступим:
Глава 2
День в турецких банях
Говорят, что джентльмен всегда хранит в памяти свое первое посещение бань, так же как леди всегда будет помнить свой первый бал.
А мне к тому же какое-то время будут напоминать про этот мой первый визит отметины, полученные в результате изощренных манипуляций здоровенного, неулыбчивого банщика, который начал растирать мне спину со свирепостью пекаря, замешивающего тесто. Мне говорили, что это должно быть приятно, однако, были моменты, неумолимо следующие один за другим, от одной парной до другой, где было еще жарче, чем в предыдущей, когда я стал испытывать жалость к дичи, что подают на стол. Я чувствовал себя сейчас зажаренным и пропеченным, и теперь меня растирал и массажировал до потери сознания человек, прежде служивший грумом в тренировочных конюшнях Ньюмаркета.
За то, что оказался в столь бедственном положении я должен был благодарить своего кузена, и некого было винить кроме себя за то, что согласился на то, что было, на мой взгляд, ужасной тратой времени. Подобную слабость я мог объяснить лишь тем, что моя воля была сломлена целым рядом действий, целью которых было превратить меня в светского красавца. Меня постригли и побрили столь тщательно, что я почувствовал настоятельную необходимость удостовериться в том, что в процессе этого мое горло никак не пострадало. Потом Майлс повел меня к своему портному, который после долгих обсуждений пообещал, что сделает все, что в его силах, но это будет «непростой задачей».
Будучи настолько деморализован, я был не в том состоянии, чтобы спорить с очередным предложением Майлса – на этот раз о посещении турецких бань Аргайл Плейс, неподалеку от Риджент-стрит. В другое время я бы точно не поддержал эту идею, не будучи страстным любителем такого времяпровождения. Но основная масса придерживается совсем другого мнения. Пребывание в этой парилке, сопровождаемое растиранием и массажем, мытьем головы и последующим расслаблением настолько захватило воображение наших сограждан с тех пор, как двадцать лет назад об этом впервые узнали в Великобритании, что теперь в любом мало-мальски приличном английском городе можно встретить эти вездесущие турецкие бани. Они завоевали признание и у медиков и те должным образом рекомендовали эти процедуры пациентам больниц и даже психиатрических лечебниц.
Если поверить прессе, то поголовно все, как мужчины, так и женщины, наслаждались комфортом турецких бань (хоть и не одновременно) – похоже, за исключением одного меня.
Несмотря на то, что я никогда не против того, чтоб испытать какие-то новые ощущения, пока я еще даже пальца ноги не опускал в эту пресловутую ванну. Я слышал, что это крайне приятный способ провести несколько часов в полном бездействии. Но на мой взгляд, такая перспектива не таила в себе ничего приятного и никуда не годилась. Упоминание о «спокойной атмосфере» мало чем помогло делу, мне эти бани казались всего лишь теплым местечком, где можно подремать. Мне были необходимы работа и стимуляция ума, а никак не «покой», как бы не расхваливали его остальные.
Ну, а если говорить более приземленно и правдиво, то надо признать, что еще не так давно столь бестолково потратить четыре шиллинга было просто неслыханно при моем финансовом положении. Но сегодня за все платил Майлс, и он посоветовал никогда не пренебрегать чужими щедротами. Я возразил, сказав, что за такие вещи потом обычно приходится платить, и не факт, что деньгами.
В ответ на это он улыбнулся и спросил, одобрил ли бы мой брат, то , что я посетил это заведение. Нет, ибо в прошлом он уже очень серьезно и подолгу предостерегал меня в своей властной манере, что мне следует избегать всего, от чего я могу еще более похудеть. Пренебрежение советами Майкрофта, после того, что сказал мне Майлс о его стремлении доминировать, было весьма приятно, и именно это соображение более, чем какое-либо еще , укрепило мою решимость. Вот таким образом, под руководством кузена Майлса я и оказался в этих банях.
Для тех, кто не знаком с подобными местами, это весьма таинственный и экзотический мир, где все подчиняется странным ритуалам, вполне обыденным в этих благовонных апартаментах, которые будто сошли со страниц «Тысячи и одной ночи». Сперва вместо каменных кирпичных лондонских стен перед вами предстает здание, увенчанное купольным сводом и окруженное минаретами. Внутри же царит подлинное буйство зеленых, золотых и кремовых оттенков керамических плит и искусственного мрамора самых различных видов и цветов, тогда как пол представляет собой нечто вроде мозаики, образованной из разноцветных искрящихся лучей, которые проливаются сюда из многочисленных цветных витражей.
Несмотря на всю эту роскошь, робкого новичка радушно привечают в этом мире спокойствия и безмятежности, тишину которого нарушает лишь плеск воды в фонтанах. Вместо снятой одежды вам предложат обмотать вокруг бедер синее или красное полотенце, и есть что-то приятное в том, как вы всем своим обнаженным торсом ощущаете воздействие этого пара, что было бы совсем не так комфортно, находясь вы у себя дома.
В какой-то момент я постепенно начал ощущать всю притягательность этих самых бань. Совсем не думая о том, что напрасно трачу время, я вдруг почувствовал, что мой ум расслаблен как никогда раньше. У меня появилось ощущение какой-то целостности и ,и я в самом деле, ощущал покой, о котором и не подозревал прежде – по крайней мере, до той минуты, пока служитель не прекратил смачно хлопать меня по спине. Мою и без того уже натертую кожу стало саднить заново и мне пришлось собраться с силами, чтобы встать с кушетки, после чего я отправился разыскивать Майлса.
Можно сказать, что меня слегка зашатало, едва я оказался в холодной комнате, в моем лихорадочно кружащемся мозгу было ощущение, что все логические мысли исчезли прочь из моей головы и я совершенно не чувствовал своего тела ниже талии. То , что у меня все еще есть ноги, я ощутил лишь тогда, когда споткнулся об ногу светловолосого, хорошо сложенного , молодого человека с усами, который сидел в нише и читал какую-то толстую книгу.
Он издал раздраженное восклицание, и не мудрено, ибо благодаря своей небрежной неуклюжести я порядком отдавил ему ногу. Книга выпала у него из рук и, еще более усугубила его беды, упав на другую его ногу. Я помню, как она раскрылась и перед моим взором мелькнула надпись «Книга Дж. Х.У…»
Время, как обычно, сыграло свою злую шутку, стерев из моей памяти оставшуюся часть этого имени, но иногда я думаю об этом. Было ли это имя Уотсона? Я никогда не спрашивал его, ибо сомневаюсь, что он вспомнит, но меня забавляет мысль, что возможно впервые мы встретились в холодной комнате турецких бань Аргайл Плейс. Эта идея обладала некой симметричностью, если учесть, что потом мы оба стали питать слабость к турецким баням.
Но в тот момент мой ум сосредоточился лишь на том, чтобы извиниться за этот промах. Незнакомец пошел прочь, мрачно пробормотав что-то вроде «Слепой болван!» и перебросив через плечо полотенце довольно резким жестом, говорящим о его недовольстве. Посмотрев вокруг, я увидел, что все смотрят на меня, и почувствовал, как вспыхнуло мое и без того разгоряченное лицо. К своему облегчению, на другой стороне этой залы я увидел Майлса и побрел к нему.
Распаренный, вымытый и расслабленный, он лениво лежал на кушетке, завернутый в простыни, курил сигару и беседовал с каким-то брюнетом с карими глазами, лет тридцати. Я, шатаясь, шел к ним, хватаясь по пути за столы, чтоб не упасть и почти рухнул на единственный свободный стул в нише недалеко от них.
- Послушайте, - сказал незнакомец, обеспокоенно взглянув на меня. – Вы уверены, что с вами все в порядке?
- Просто слегка кружится голова, - сказал я, пытаясь остановить это мельтешение у меня перед глазами. – Через минуту со мной все будет в порядке.
- Конечно, - сказал Майлс. Он сел и хлопнул в ладоши. – Принесите моему кузену крепкого кофе, -распорядился он. Быстроглазый прислужник в мешковатых брюках и широкой рубашке, быстро подошедший на его зов, слегка поклонился и снова поспешил удалиться.
- Ну? – ровным тоном обратился ко мне Майлс. – Ну, как ты?
- О, так вы здесь в первый раз? – спросил его компаньон.
- Да, можешь представить себе такое в наши дни? – произнес Майлс. – Позволь мне представить тебя. Это мой кузен, Шерлок Холмс. Шерлок, это мистер Лэнгдейл Пайк.
Мы пожали друг другу руки. Пайк добродушно мне улыбнулся.
- Рад познакомиться с вами, мистер Холмс. Так, значит, вы кузен Майлса? Должен сказать , что вижу между вами довольно сильное сходство. Наверное, для вас , впервые приехавшего в Лондон, это настоящее приключение. Какое, должно быть, разнообразие после скучной жизни в Дербишире?
Я бросил взгляд на Майлса. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.
-Вы, наверное, как рыба , выброшенная на берег, - добродушно продолжал Пайк. – Хорошо еще, что у вас есть кузен, который может ввести вас в курс дела. В Лондоне слишком много разных мошенников. Так что, смотрите в оба, мистер Холмс.
- Я так и сделаю, благодарю вас, - сказал я, раздраженно взглянув на Майлса. Какую бы историю он не сплел, предоставив мне сыграть в ней роль деревенского дурачка, я отнюдь не собирался так это оставлять. – Вообще-то я уже некоторое время живу в Лондоне. Я приехал сюда, после того, как покинул университет.
- Покинули? – Пайк удивленно приподнял брови. – Интересное выражение, мистер Холмс. Вы хотите сказать, что не получили ученой степени? Но вас же ведь не исключили?
- Нет, это было мое собственное решение.
- Похоже, подобная ситуация довольно характерна для нашей семьи, - заметил Майлс. – Хоть и не могу сказать, что она мне как-то повредила.
- Так же, как Шелли, - рассеянно заметил Пайк. – Он некоторое время провел в Бартсе. Он же из семьи медиков. А что вы делаете в Лондоне, мистер Холмс?
Внезапная смена темы нашего разговора застала меня врасплох, чего, как я подозреваю, он и добивался. Не могло быть и речи о том, чтоб сказать ему правду; но если надо солгать, то всегда лучше придать своей лжи некоторое сходство с реальностью, пусть даже весьма отдаленное.
- Мой брат хочет, чтобы я занял пост в одном правительственном департаменте.
Физиономия Пайка вытянулась.
- О, дорогой мой, как это скучно, как прозаично. В правительстве может работать любой дурак, и, поверьте мне, таких там большинство. Послушайтесь моего совета, мистер Холмс, воспротивьтесь этому.
- Именно это я и намереваюсь сделать, - ответил я, улыбаясь про себя, так как знал, что вышел из этого безвыходного положения к своему полному удовлетворению.
- А, это очень мудро. Вы желали бы пойти по стопам Майлса?
- Я не уверен, что у меня хватит для этого сил.
Майлс от души расхохотался, и в этот момент к нам вновь подошел румяный служитель с потным лицом, неся кофе. Мне под нос сунули чашку, содержимое которой сильно напоминало болотную тину, и предложили выпить ее. Запах был довольно сильный, а от вкуса этого кофе у меня свело зубы. Единственным положительным моментом было то, что он произвел надлежащий эффект, и в голове у меня мгновенно прояснилось. Я поблагодарил служителя, который поклонился и сказал, что если мне нужно что-то еще, то достаточно только попросить.
- До чего же здесь хорошо, - сказал Майлс, закуривая сигару и затягиваясь. – Никаких проблем, никакого беспокойства. Прислужники готовы выполнить любое твое желание, ничто не омрачает твоего благодушного настроения.
- Чего не скажешь о том малом, с которым вы только что столкнулись, - сказал мне Пайк. – Мне показалось, что он из тех, кто разводит много шума из ничего. Эти клерки напускают на себя важность и держатся с таким апломбом, будто они очень значимые персоны.
- Этот человек студент-медик на последнем курсе, - поправил я его.
- Прошу прощения?
- Он читал «Анатомию» Грея, - пояснил я. – Такую ценную книгу можно было принести сюда с собой, лишь имея на то очень веские основания. Думаю, он готовится к выпускным экзаменам.
- Поразительно! – воскликнул Пайк. – Но если все так, как вы говорите, то зачем ему надо было вообще сюда приходить?
- У него побаливает спина, - сказал я. – Вероятно, из-за неосторожности, проявленной во время матча по регби.
Пайк засмеялся.
- Ну, теперь-то вы, конечно, шутите, мистер Холмс!
- Вовсе нет. У него ссадины на правой руке и царапины на локте. Играя в крикет, он вряд ли получил бы подобные повреждения.
- Вот это да! Замечательный фокус.
- Это не фокус, мистер Пайк, просто наблюдательность и логика.
- Или он просто сам все сказал вам, - сказал Пайк со скептической усмешкой. – Что ж, если так, скажите мне, как я зарабатываю себе на жизнь.
- Вы журналист, ведете свою колонку в газете – вероятнее всего пишете репортажи о событиях светской жизни и разных сплетнях и слухах – пишете вы это под псевдонимом, а родом вы из Кумберленда.
Его самоуверенная ухмылка исчезла.
- Как, черт возьми, вы…
- Мистер Пайк, мозоли на вашем указательном и среднем пальцах, особо заметные у тех, кто не выпускает из рук перо, указывают на то, что по роду вашей деятельности вам много приходится писать, гораздо больше, чем это свойственно обычному человеку. Я отметаю мысль о профессии клерка или чего-то в этом роде на том основании, что только журналист взял бы с собой блокнот, идя в турецкие бани, где он мог понадобиться ему только во время беседы с моим кузеном.
Я указал на небольшую черную записную книжку, лежавшую на его сидении.
- Обложка довольно потрепана, и это говорит о том, что эта вещь дорога вам, хоть инициалы на обложке – С.П.- вам и не подходят; следовательно, вы работаете под псевдонимом.
Пайк кивнул, немного рассеянно, и облизнул пересохшие губы.
- Да, мистер Холмс, все так и есть, теперь, когда вы все объяснили, я чувствую, что все это было абсурдно просто, не стоило просить вас все объяснить. «Лэнгдейл Пайк» - и , в самом деле, мой профессиональный псевдоним, и я , в самом деле, веду колонку о светских новостях, хотя сейчас и не в самых уважаемых изданиях…
- Он имеет в виду второсортные газетенки, - вмешался в наш разговор Майлс.
Пайк поморщился.
- Майлс всегда был настолько любезен, что информировал меня о разных происшествиях и скандальных историях, - сказал он. – Позволю себе заметить, что без его помощи я бы все еще сидел на слушаниях дел в суде и писал бы о мелких кражах и ворах.
- А С.П. ?
- Мое настоящее имя Селвин Пратт, - он натянуто улыбнулся. – Теперь вы понимаете, почему я был вынужден его скрыть. Немногие журналисты, пишущие о скандальных новостях, смогли бы сделать карьеру с именем Селвин Пратт. Но скажите, мистер Холмс, как вы узнали, что я родом из Кумберленда?
- Об это мне сказал небольшой акцент, который я могу различить в вашей речи и выбранное вами имя. Холмы, называемые Лэнгдэл Пайк – одна из достопримечательностей этого графства, ведь так?
- Да, верно. Я вырос в Амблсайде, под их сенью, так сказать.
- Поэтому, когда настала пора выбирать себе псевдоним, ваши мысли повернули к отчему дому.
- Ну и ну, - сказал он, пораженно качая головой . – А вы хитрец, мистер Холмс, просто волк в овечьей шкуре, не иначе. Совсем не такой, каким кажетесь на первый взгляд. Думаю, у этого ужасного шрама у вас на боку, тоже есть своя история.
- Представь себе, он получил его во время поединка, - сказал Майлс. – Он вызвал на дуэль одного малого, вступившись за честь леди, и убил этого типа.
- Правда? – удивился Пайк. Он вытащил свою записную книжку и послюнявил кончик карандаша. – Вы не будете против, если я вкратце запишу эту историю?
- Буду, - возразил я. – И все это было совсем не так.
- Может, расскажете , как все было на самом деле? Хотя мне понравилось, что речь шла о чести дамы; подобные вещи привлекают читателей моей колонки. Можно, я оставлю эту деталь и кое-что приукрашу?
Не успел я возразить, как в тишине этой залы, где все говорили вполголоса, раздался вдруг резкий, пронзительный и хриплый голос.
- Джоселин!
Майлс побледнел.
- Черт возьми, это мой брат, - пробормотал он. – Нет, не поворачивайтесь.
- Откуда ты знаешь, что это он?
Майлс одарил меня испепеляющим взглядом.
- Один только Эндимион зовет меня Джоселином. – Он бросился на кушетку и натянул на голову простыню. – Будьте так любезны и скажите ему, что я скончался.
Я увидел, что к нам направляется суровый на вид, худощавый джентльмен; он был закутан в простыни и махал нам с довольно самоуверенным видом. Это видение в белом, с бледными тощими ногами, остановилось подле нас и окинуло нас высокомерным взглядом, вздернув свой патрицианский нос. Так я впервые смог поближе приглядеться к своему кузену, который совсем не походил на прекрасного мифического греческого юношу, в честь которого его назвали, а скорее на какого-то стервятника, переживающего не лучшие времена.
- Я хочу поговорить со своим братом, - заявил он. – Пожалуйста, сообщите ему, что я здесь.
- А он… его здесь нет, - осторожно сказал Пайк. – Вы с ним разминулись.
- Глупости! – Эндимион резким рывком сдернул простыню с лежащей на кушетке фигуры. – Вот ты где, Джоселин. Разве ты не слышал, как я звал тебя?
- Слышал, - сказал Майлс, вставая. – А зачем, по-твоему, я спрятался?
- Потому что тебе доставляет удовольствие мучить меня. Мелкие умы занимают мелочи.
- Что ты хочешь?
Лицо Эндимиона исказила гримаса отвращения.
- Я пришел сюда лишь по необходимости, знаю, что, как всегда, смогу найти тебя здесь. От этого места за много миль несет праздностью! Посмотри на своих приятелей. Праздные молодые люди, никчемные бездельники, прожигающие свою жизнь…
- Эндимион, - обреченно начал Майлс.
- Погрязшие в разврате, в этой юдоли порочного великолепия…
- Брат, этот молодой человек…
- В этом рассаднике шарлатанов, пижонов и паразитов, в этом…
- Это твой кузен Шерлок.
- Сын Бенедикта? – воскликнул ошеломленный Эндимион, и сейчас когда он удивленно уставился на меня, то совершенно забыл о своей тираде. –Тот прыщавый мальчуган с кривыми ногами, у которого был круп?
Пайк давился от смеха. Майлс застонал. Я почувствовал , как внезапно кровь прилила к моему лицу.
- Что он здесь делает? – поинтересовался Эндимион.
- То же, что и ты, брат. Приятно проводит время.
Эндимион раздраженно фыркнул.
- Я здесь не для собственного удовольствия. Каждая минута, проведенная здесь, для меня как проверка на прочность. Я здесь исключительно ради своего здоровья. Всем известно, что бани укрепляют и оздоравливают организм, это прекрасное средство против простуд и гриппа, а у меня, как тебе известно, всегда была очень слабая грудь.
- Так ты здесь не для того, чтобы встретиться со мной?
- Это роковое стечение обстоятельств, - сказал Эндимион. – На вокзале Виктория у меня украли чемоданы. Представляешь? Какой позор! И должен признать, это большое неудобство. Епископ дает сегодня в епархии званый обед , и если я еще не оставил надежду вернуть его расположение, то просто обязан быть там. Но мне нечего одеть , Джоселин, а ты знаешь, что я сейчас на мели.
Майлс вздохнул и встал.
- Прошу прощения, джентльмены, за это небольшое неудобство, нарушившее наше приятное времяпровождение.
Он взял брата под руку и решительно направился в сторону раздевалки. Когда они ушли, я заметил, что Пайк посматривает на меня с веселой усмешкой. Я попытался прояснить эту неловкую ситуацию.
- У меня никогда не было крупа, - сказал я. - Что касается ног, они выправились.
- А прыщи?
- У меня была ветрянка.
Пайк усмехнулся.
- Не беспокойтесь, я никому не выдам вашу тайну.
- Можно ли рассчитывать на это, имея дело с журналистом?
- В отношении других моих коллег это, может, и верно, но я известен своей осмотрительностью. Я не стану рубить сук, на котором сижу.
- Вы имеете в виду Майлса.
Пайк кивнул и налил себе еще одну чашку кофе.
- Интересно, - сказал я, - почему Майлс столь охотно сотрудничает с прессой? Насколько я понял, он часто упоминается в колонке о светских сплетнях.
- Думаете из-за того, что он любит быть на слуху? Лично я считаю, что ему нравится иметь в своем распоряжении журналиста, который готов исполнять его распоряжения. Это льстит его тщеславию. В конце концов, собаку кормят за то, что она лает. А я , в свою очередь, занимался тем, что подбирал объедки с барского стола. Так что это соглашение устраивает нас обоих. Благодаря ему мое имя стало известным в некоторых кругах… и уважаемым. Вам нужно почитать мою колонку.
- Боюсь, что нет. Я ничего не читаю, кроме криминальных новостей и сообщений о происшествиях.
Пайк взглянул на меня с интересом.
- У вас довольно странные вкусы, мистер Холмс. А позвольте спросить, какова цель вашего нынешнего общения с Майлсом, если вас мало привлекает круг его общения?
Я понял, что в будущем мне придется быть осторожным , говоря с восприимчивым Лэнгдейлом Пайком. Он обладал тем живым, пытливым умом, что отличает талантливого журналиста от серой массы его собратьев, и благодаря которому он в свое время сможет достичь больших высот в своей профессии. Однако, сейчас он быстро заметил расхождения в моем рассказе, и чтоб убедить его в своих мотивах, я должен был кое-что пояснить.
- До сих пор я поступал так скорее по неведению, нежели из-за отсутствия интереса. Теперь я вижу, что мной двигало предубеждение. Майлс предложил взять меня под свое крыло и сделать более светским человеком. Хотя должен признать, что мне все же кое-что известно о светских развлечениях. Так, например, один знакомый рассказывал мне о некоем Риколетти.
- Хироманте?
Шанс прощупать почву и узнать что-то от лица, находившегося в непосредственной близости к объекту моего исследования, был слишком заманчив, что бы им не воспользоваться.
-Вы встречались с ним? – спросил я.
Пайк сделал глоток кофе и снова сел .
- Любопытный малый. Говорит, что может прочесть по ладони вашу судьбу , но если уж на то пошло, на углу Треднидл-стрит есть старушка , которая утверждает, что может сделать то же самое при помощи чайных листьев. В наши дни не знаешь, кому верить.
- Но вы считаете, что он мошенник?
- Разве я так сказал? У Риколетти множество почитателей, которые с радостью поручатся за его талант. Но это не такое уж мудреное дело. Любой человек, обладающий должными знаниями о лондонской светской жизни, вполне мог бы с этим справиться. К примеру, сказать завзятому игроку, что если он не хочет лишиться своего состояния, то ему следует держаться подальше от игорных столов. Но с другой стороны, он явно добился успеха.
- Вы имеете в виду леди Энстед?
Пайк приподнял бровь.
- Ваш знакомый хорошо информирован. Но вы правы, этот случай сделал его известным. Он сказал леди Энстед, что она не выйдет замуж за молодого сэра Джорджа Грэхема, и оказался прав; она умерла за два дня до свадьбы, как и предсказывал Риколетти.
- Каким же образом?
Пайк пожал плечами.
- Колдовство? Случайное стечение обстоятельств? Просто попал пальцем в небо? Леди Энстед было восемьдесят два, так что ее смерть никого не удивила.
- Но такое точное совпадение во времени…
- Да, я не в силах этого понять. Я бы просто сказал, что если сделать сотню подобных предсказаний, то рано или поздно хоть одно из них должно попасть в цель.
- Значит, вы все же в нем сомневаетесь?
- В ком это? – раздалось вдруг у меня над головой.
Подняв взгляд, я увидел, что Майлс вернулся как раз вовремя, чтоб услышать обрывок нашего разговора. Что бы ни произошло между ним и его братом, но от его томной расслабленности не осталось и следа, и теперь выражение его лица было довольно напряженным.
- Вам , несомненно, приятно будет услышать, что я все уладил с Эндимионом и больше он нас не побеспокоит. Уж рад ли будет видеть его сегодня епископ – это уже другой вопрос, особенно после того, что произошло в первый раз.
- А что случилось? – спросил я.
Пайк наклонился вперед для большей секретности.
- Он назвал миссис Олбрайт шлюхой за ее слова о том, что корсеты вредны для женской фигуры и что женщинам лучше их не носить. – Он усмехнулся. – Миссис Олбрайт – крестница епископа.
- Меня бы совершенно не удивило, если бы выяснилось, что это он приложил руку к пропаже багажа Эндимиона, - сказал Майлс. – Да у него такой же шанс вернуть расположение епископа, как у меня войти в Палату Лордов. Лэнгдейл, могу ли я все же просить тебя…
Пайк протестующе поднял руку.
- Мой дорогой, я уже забыл об этом. Твоему брату совсем не нужно мое внимание; он может снискать дурную славу и без помощи прессы. Скажи лучше, Майлс, ты намерен быть сегодня на приеме у леди Форберри? Насколько я понимаю, она бы очень хотела, чтобы ты пришел.
- Увы, нет. Сегодня в Сент-Джеймсском дворце бал в честь дня рождения леди Селины Хорсли. При обычных обстоятельствах и ноги бы моей там не было, но это место подойдет не хуже любого другого, чтобы ввести молодого джентльмена в светское общество.
- Любишь же ты рисковые ситуации, Майлс, - со смехом сказал Пайк. – Ходят слухи, что бал намерены посетить и миссис Каннинг и мадам де Монт Сен-Жан. Тебе будет стоить адских трудов ублажить их обеих.
Майлс слабо улыбнулся.
- У меня есть план, как отвлечь внимание Мадам.
- Ну, естественно. – Пайк повернулся ко мне. – Ваш друг, Риколетти, также будет там. У вас будет возможность самому понаблюдать за методами его работы.
- А тебе, что за дело до него? – спросил Майлс.
- Твой кузен спросил, не считаю ли я, что Риколетти – шарлатан.
Лицо Майлса приняло озабоченное выражение.
- Очень на это надеюсь. Он сказал, что я не доживу до пятидесяти. Ну, а теперь идем, Шерлок, время не ждет, а нам еще нужно к портному. До вечера, Лэнгдейл.