Глава 14

- Ну, слава богу, просто сердце радуется. Я рад, мистер Холмс, что вы пришли в себя и снова на ногах.
В себя-то я, конечно, пришел, но вот был ли я хоть в какой-то степени «на ногах», как выразился Лестрейд, это уже совсем другое дело. Я страдал под двойным бременем дурноты и головной боли: первая была результатом действия наркотиков, которые дали мне минувшей ночью, дабы заставить молчать; что касается головной боли, то это был неминуемый результат падения через открывшийся люк на каменный пол с высоты девяти футов.
Так сказал словоохотливый констебль, принесший мне чашку чуть теплого черного кофе. И его речь постоянно прерывалась восклицаниями, вроде : «Черт возьми!», «Будь я проклят!» или «Никогда не видел ничего подобного!», но стоящих внимания подробностей в ней было мало. По его словам, он слышал о преступниках, выживших после казни, но никогда не предполагал, что сможет увидеть доказательства этого собственными глазами. И считал настоящим чудом то, что мне удалось спастись, отделавшись лишь окровавленной макушкой и сломанной ключицей. И констебль заявил, что даже если б я был «подлинным негодяем», уже одно это могло бы снискать мне прощение.
У меня не было никакого желания просвещать его насчет того, что палачи люди упрямые и не отказываются от своих намерений до тех пор, пока не будет предпринято три попытки отправить приговоренного в мир иной. И он, благослови его Господь, пошел своей дорогой, а я в это утро остался в некомфортной обстановке тюремной больницы дабы в обществе одних лишь своих безрадостных мыслей размышлять о своей последней схватке со смертью.
То, что Лестрейд нашел время, чтоб разыскать меня только теперь, говорило о том, что ему нелегко было проникнуть сюда. Меня не обманула упрямая бодрость его приветствия. Человеку, который достаточно увидел и услышал за последние несколько часов, видимо, нелегко далась ночь, полная кошмаров, которые, возможно будут преследовать его до конца дней. Я увидел это в глубоких складках, залегших у него под глазами, и в низко опущенных плечах. Когда он стал сонно тереть глаза, я подумал, что он выглядит не столько утомленным, сколько вообще уставшим от жизни.
Различие между двумя этими состояниями, конечно, было довольно тонким. Большие знания таят в себе много печали и могут вызвать пресыщение даже у самых добродушных и оптимистичных представителей человеческой породы. По словам Аристотеля , в лучших своих проявлениях человек – благороднейшее существо, но когда над ним не довлеют закон и правосудие – он худшее из всех животных. Это его определение с успехом моно было бы отнести к Постернской тюрьме. Это место, созданное для того, чтоб служить закону, низвергнулось в хаос. И я не завидовал тому, что сделал Лестрейд этим утром, хотя и жаждал услышать о том, что произошло в результате его действий.
Он опустился на постель рядом со мной и бросил взгляд на пустую наполовину и теперь уже совсем холодную чашку кофе.
-Это все, что вам дали? – поинтересовался он.
- Все, что я смог проглотить.
- И не мудрено, - буркнул он. – Вы же похожи на мертвеца. – Лестрейд слабо улыбнулся, понимая, что его слова гораздо ближе к правде, чем хотелось бы признать любому из нас. – Ну, то есть, конечно, образно выражаясь, - прибавил он с натянутой улыбкой.
Он взял чашку у меня из рук, вылил ее содержимое в ночной горшок , и плеснул туда что-то из своей фляги.
- Я держу это для особых случаев, - пояснил инспектор, подумав, что я неправильно истолкую наличие у него спиртного. – Вы должны быть готовы к различным непредвиденным случаям в нашей работе. Вот, выпейте это, мистер Холмс. Это вновь вернет вашим щекам румянец. Я еще не встречал человека, который нуждался бы в этом более, чем вы.
Я выпил, и этот напиток оправдал доверие, возложенное на него Лестрейдом. Однако, гораздо сильнее я хотел услышать новости, которые он принес, и он, казалось, был порядком разочарован, когда большая часть коньяка так и осталась нетронутой.
-Значит, констебль Райт ничего не рассказал вам? – сказал он в ответ на мой вопрос. – Что ж, меня это не удивляет. Это было самое ужасное зрелище из всего, что я когда либо видел, мистер Холмс, а я кое-что повидал на своем веку, смею вас уверить. И если я не поседел, то уж, верно, уже никогда и не поседею.
По его лицу можно было предположить, что инспектор и , правда, искренен и находится в добром расположении духа, как будто быть свидетелем сорвавшейся попытки повешения для него обычное дело и является заурядной частью его работы. И менее наблюдательный человек мог бы и не заметить, что лицо Лестрейда было практически одного цвета с воротником его рубашки, а в глазах его застыл взгляд человека, потрясенного до глубины души.
Молча, он поигрывал своей фляжкой, перебрасывая ее из одной руки в другую, видимо, не менее меня нуждаясь в подкрепляющей силе ее содержимого, но слишком гордый, чтоб признаться в своей слабости в присутствии гражданского лица. Нас по-прежнему многое разделяло, и я подумал, что так будет всегда, что бы ни случалось на нашем профессиональном поприще.
- Так что случилось? – спросил я.
- Этот идиот палач навалился на рычаг. Но, полагаю, это вы помните. Когда мы увидели, что вы лежите на дне опускающейся подставки виселицы, то все мы подумали, что с вами определенно все кончено. Мы бы, конечно, велели заняться вами этому доктору Мартину, но при сложившихся обстоятельствах…
- Он мог бы попытаться закончить то, что начал Мерридью.
- Да, мы так и подумали. К счастью для вас, с нами был сержант Пенглас. Он кое-что понимает в медицине.
Я заметил, что, рассказывая, он часто говорил «мы». Его попытки не свести все к описанию собственных эмоций и действий были восхитительны; необходимо было соблюсти приличия, даже в беде с джентльменами, что едва не свели счеты с жизнью. Я не собирался смущать инспектора, особенно учитывая его столь своевременное появление, и оставил свои мысли при себе.
- Пенглас – врач? – спросил я.
- Нет, он держит кроликов.
-И где же связь?
- Ну, это довольно жизнеспособный бизнес, насколько я понимаю. Он постоянно твердит нам, что однажды оставит службу в полиции и начнет зарабатывать на жизнь именно таким способом. По словам Пенгласа разведение кроликов – довольно прибыльное дело. – Лестрейд пожал плечами. – Не мне его судить, особенно после того, как он осмотрел вас и сказал, что вы просто потеряли сознание. Нас это порадовало. Мы принесли вас сюда, чтоб вы могли отдохнуть.
Я был рад, что диагноз сержанта Пенгласа оказался правильным, хоть его квалификация в качестве врача и оставляла желать лучшего.
- Мистер Холмс, вы должно быть самый везучий человек в Англии. Если б этот малый – его зовут Берроуз – завязал бы веревку, как надо, то вы бы свернули шею. А так его небрежность спасла вам жизнь. После вашего падения другой конец веревки просвистел как плеть и ударил Мерридью по лицу. Говорят, он может лишиться глаза.
- Не ждите от меня сочувствия, инспектор.
- Нет, я и сам его не испытываю. И как я и сказал, вы легко отделались. Вас можно считать счастливчиком .
- Если вы считаете удачей сломанную ключицу.
- Это все же лучше, чем сломанная шея. Не многие осужденные могут похвастать тем, что будучи приговоренными, остались целы и невредимы
- Я бы сказал, что совсем напротив в Постерне такое продолжалось довольно долго, если только у заключенного были деньги. – Я пристально посмотрел на него. – Сколько, инспектор?
Лестрейд явно испытывал неловкость. Однако, он понял, что я не отступлюсь и смирился.
- Трудно сказать наверняка, мистер Холмс.
- Вы могли бы сказать для начала, сколько казней произошло в Постерне, с тех пор, как Мерридью стал начальником этой тюрьмы.
- Тридцать шесть, - не колеблясь, произнес он. Не смотря на то, что сначала он не хотел быть со мной откровенным, Лестрейд, очевидно, произвел собственные изыскания. И зайдя так далеко, он хотел поделиться тем, что узнал, будто бы это смогло рассеять ужас всей ситуации. – Я сопоставил их с датами освобождения заключенных. Не скажу, что в каждом случае мои подозрения верны и должен сказать, что не все приговоренные обладали такими финансовыми возможностями, как Морган и Вамберри, но принимая во внимание все вышесказанное, если мы посмотрим на наиболее вероятных кандидатов на…
- Сколько?
Он вздохнул.
- Их было девятнадцать. С вами эту сумму можно было бы округлить до двадцати.
Эта деталь не произвела на меня впечатление.
- Девятнадцать человек, - со вздохом продолжил инспектор, - были повешены лишь потому, что должны были выйти на свободу.
- И были одиноки, - добавил я. – Никто не ждал их на воле, Лестрейд. Вот почему выбор пал на них. Никто не поднял тревоги, когда они так и не появились.
Я почувствовал на себе его взгляд.
- Ну, вас все же кто-то ждал.
- Я бы так не сказал.
Он довольно благоразумно ничего на это не ответил, ибо я был не в том настроении, чтобы вступать в дебаты о своих непростых семейных отношениях.
- Чего Мерридью не учел, так это вмешательства полиции. У вас было помилование для Моргана?
Лестрейд лукаво улыбнулся.
- У меня был с собой журнал «Общества любителей хорьков», обернутый в коричневую бумагу. Можете поблагодарить за это моего тестя. Если б он не стал требовать, чтоб я забрал на почте подписанный им журнал, мне ни за что бы не удалось прорваться мимо охранника у входа.
- Мерридью это не убедило.
- Меня бы тоже, - усмехнулся Лестрейд. – Вину Моргана невозможно опровергнуть. Вам повезло, что он путешествовал под вашим именем. Господи, если б мы появились здесь на несколько минут позже…
У Лестрейда вырвался протяжный шипящий выдох.
- Сказать по правде , мистер Холмс, я считал, что вы ошибаетесь относительно этой подмены приговоренных к повешению заранее приготовленными трупами. Откровенно говоря, я думал, что Вамберри придумал какую-нибудь хитрость наподобие декана Броуди с его стальным ошейником и серебряной дыхательной трубкой в горле.*
У меня вырвался невеселый смех.
- Я сильно вас удивлю, инспектор, если скажу, что все это не срабатывает?
- Да, так говорят. Но говорят также, что он выжил после казни и бежал в Париж.
- То же самое говорили о Генри Фаунтлерое.**
- Кто-то был похоронен на Банхилл Филдс, мистер Холмс, но это вовсе не значит, что это был он.
- Весьма расхожее заблуждение, из числа таких, что теперь уже невозможно опровергнуть. Но подумайте, Лестрейд, если б вы располагали средствами Вамберри, доверили б вы свою шею какому-то ошейнику и трубке? Нет, он бы на такое не пошел.
- Особенно если учесть то, что было у него на уме. – И Лестрейд бросил на меня многозначительный взгляд. – И знаете, вы были правы насчет того мертвого адвоката. Он защищал Вамберри на суде. Мне представляется, что его клиента не устроил конечный результат его трудов. – Это была робкая попытка пошутить, увы, не увенчавшаяся успехом. – Я по вашему совету стал разыскивать судью на этом процессе. Он уехал из страны и, вероятно, будет отсутствовать несколько недель, так что он вне опасности.
- Если только Вамберри не последует за ним. Он, кажется, довольно упорный малый. Я так понимаю о его местонахождении ничего не известно?
- Я навел справки, где только мог, но, по-моему, он уехал из страны. – Лестрейд немного подумал.- Я разузнаю, не сможем ли мы направить судье конфиденциальное послание, просто, чтоб он был на чеку. Хоть я и не уверен, что из этого выйдет какой-то прок. Как я слышал, он упрям, как осел. И вероятно, воспримет это скорее, как вызов, а не как угрозу.
- Вы могли бы сказать ему, что случилось с Грегсоном.
- Знаете, он очнулся.
- Кто?
- Грегсон, - сказал Лестрейд, внезапно поднимая на меня взгляд. – О, разве я не сказал? Когда на днях я вернулся домой после того как предпринял некоторые меры для вашего освобождения, то обнаружил, что меня ждет письмо от его жены. Оказалось, он вовсе не был так тяжело ранен, как утверждал врач. Миссис Грегсон назвала его старым глупцом. Она захотела услышать мнение другого специалиста и своего добилась. И этот новый эскулап говорит, что уже через месяц Грегсон вернется в строй. - Его взгляд стал задумчив. – Чудесная женщина эта миссис Грегсон.
- Как он?
Инспектор все еще размышлял о достоинствах миссис Грегсон и очнулся лишь после того, как я толкнул его локтем.
- Как там Грегсон? – повторил я.
- Такой же раздражительный, как обычно, - проворчал Лестрейд. – Вы не поверите, он позвал меня. Взял меня за руку, как старого друга, и сказал, что никогда еще никому не был так рад , как мне. Я не уверен в том, что ударившись о мостовую, он не повредил свои мозги.
Он скорчил гримасу. Я улыбнулся про себя. Несмотря на все соперничество, что разделяло этих полицейских, выздоровление его старого оппонента подействовало на Лестрейда гораздо сильнее, чем он готов был признать.
- Ну, ему было, что рассказать. Готов спорить, что вы ни за что не угадаете, о чем он поведал мне в первую очередь.
- Полагаю, он рассказал вам о нашем договоре.
Лестрейд прищурился.
- Да, именно об этом он и рассказал. Сказал, что по вашей просьбе поместил вас в Постернскую тюрьму и что я должен вытащить вас оттуда. Заметьте, мистер Холмс – он вовсе не ожидал, что вам удастся сбежать.
Я кивнул.
- Я должен ему десять фунтов.
- Полагаю, он думал не только о вашем пари.
- И, тем не менее, Лестрейд, он был прав, в чем я убедился на собственном опыте. В моей теории оказался изъян. Я не ожидал, что приговоренных к смерти будут подменять живыми узниками.
К Лестрейду вернулось его здравомыслие.
- Никогда еще не сталкивался с подобным хладнокровием. И я считаю, мистер Холмс, что тут был вопрос денег. Видите ли, этот мистер Берроуз – местный фермер, он разводит свиней. В Постерне нет официально назначенного палача, и он выполнял эту роль, когда в том была необходимость. Мне уже довольно долго приходилось общаться с представителями преступного мира, и я вижу, когда человек мне лжет, поэтому у меня были веские основание поверить ему, когда он сказал, что был не в курсе делишек Мерридью. Следовательно…
Инспектор глубоко вздохнул и посмотрел на меня с самым серьезным видом.
-Занимаясь этим побочным, весьма прибыльным, бизнесом, Мерридью и его подельники использовали живых заключенных, поэтому у них не было необходимости посвящать в свои планы Берроуза. Он не знал, кого вешал. Мерридью загодя сообщал ему необходимую информацию о росте и весе заключенного, и на основании этого он производил свои расчеты, даже не видя приговоренного воочию. И у них хватало ума создать себе прикрытие на тот случай если потом кто-нибудь станет задавать вопросы. Священник сказал бы, что за два дня до казни он был болен и его заменял другой священнослужитель. И тот другой мог бы подтвердить, что говорил с осужденным, и освидетельствовать его личность.
- Что и сделал мой кузен.
- Именно. Двое охранников, присутствовавших при казни, никогда не соприкасались ни с кем из узников, так что они могли присягнуть, что казнь состоялась, не зная, кто именно был повешен. Если вы понимаете, о чем я.
- Да, понимаю.
В моих словах было, возможно, нечто большее, чем мог осознать инспектор. Я понял, что очень им подошел, и освобождение, которое обеспечил мне Лестрейд, стало моим смертным приговором. Кроме того, я понял , что не был первым кандидатом на роль того, кто заменит Моргана на эшафоте. До того, как в тот роковой день был застрелен Артур Типпет, он считался вполне подходящим «заместителем» Моргана. Последнее медицинское обследование, которому его подвергли, было проведено не ради его здоровья, а исключительно для палача, чтоб он мог верно все рассчитать.
Я сдержал невольную дрожь. Да, хладнокровие тут самое подходящее слово.
- Что теперь, инспектор?
- Теперь это уже не в моей юрисдикции, мистер Холмс. Мне остается подчиниться дальнейшим распоряжениям. – Он увидел непонимание на моем лице и поспешил пояснить. – Мерридью, Мартин, Вебб и священник арестованы, но это уже не мое дело. Полчаса назад прибыли несколько джентльменов, помахали у меня перед носом своими документами и заявили, что их прислал Главный констебль. Сказали, что теперь здесь распоряжаются они, а мы все отправляемся по домам и не должны говорить о том, что здесь произошло ни одной живой душе. Если хотите знать мое мнение, то больше мы об этом деле не услышим. Оно никогда не дойдет до суда.
К сожалению, я должен был признать справедливость его пророчества. Никто не был заинтересован поднимать шумиху. Предпочтительней будет, чтоб широкая общественность ни о чем не узнала, нежели заронить сомнение, которое предвещало утрату уверенности в британском правосудии. Любой ценой должно было поддерживать существующее положение вещей.
Я не мог поверить, что появление этих официальных лиц, лишивших Лестрейда прав распоряжаться здесь, было всего лишь совпадением. В моем последнем расследовании мне пришлось иметь дело с похожим джентльменом из Уайт-холла, имеющим опыт ведения дел самого отталкивающего свойства и присланным уладить все проблемы неким «другом». Этот благодетель не нуждался в представлении, ибо я узнал тяжелую руку моего брата.
- Зачем вы ходили к Майкрофту? – импульсивно спросил я.
Лестрейд вздрогнул и так на меня уставился, будто я проник в глубочайшие секреты его души.
- Как, черт возьми, вы… - Потом он вдруг спохватился и улыбнулся. – Я не стану спрашивать, как вы узнали , но раз уж вы узнали… да, я ходил к вашему брату. Я ждал вас в Ярде и когда вы вчера не пришли, то забеспокоился. Назовите это инстинктом старой ищейки, но я чувствовал, что с Мерридью что-то не так.
- Мостейн Джонс уже сказал вам это.
- Честно говоря, мистер Холмс, он не так уж много сказал. Что кто-то хочет его убить и что вы сказали ему упомянуть Грегсона. По тому вздору, что он нес, я понял , что вы считаете его важным свидетелем.
- Именно так. Он жив?
- И весьма болтлив. Все время говорил мне, что хотел поехать в Бродмур, поэтому его и увезли туда. Он там сейчас в тюремной больнице. Когда я удостоверился, что с ним все в порядке, то больше всего стал переживать за вас. Если б я не знал, что вы находитесь в ведении Мерридью, то решил бы, что вам в голову пришло самому выследить Вамберри. Как бы там ни было, я не знал, что происходит. Затем я подумал, что в свете всего происшедшего вы в первую очередь захотите увидеть своего брата.
- Я бы предпочел, Лестрейд, чтоб вы этого не делали.
- Да и я тоже, теперь, когда вы заговорили об этом. А он с характером ,ваш брат, верно? – Инспектор полез в нагрудный карман. – Сказал, чтоб я отдал это вам, если найду вас.
Это была записка, написанная разборчивым, аккуратным почерком Майкрофта. Само ее содержимое было кратким, брат требовал, чтоб я посетил его при первом же удобном случае. Я засунул ее в карман гораздо энергичнее, чем требовалось, и тут же почувствовал боль в плече. Это напомнило мне, что где-то за пределами этих суровых стен меня ждет чистая одежда и удобная постель. Мысль о холодной комнате с углем, что был мне не по карману, напомнила мне о сухом кашле, что преследовал меня всю зиму и не давал сомкнуть глаз по ночам.
- Вам следует показаться врачу,- заметил Лестрейд. – Этот Мартин говорит, что у вас чахотка.
- И лучше быстрая смерть, чем медленная? – Я покачал головой. – Мерридью сказал то же самое. Пусть найдут какой-нибудь другой способ примирения со своей совестью. Что до меня, то я намерен идти домой.
Лестрейд поднялся.
- И где этот дом? Я спрашиваю лишь на тот случай, если мне вновь потребуется ваша консультация.
Я сказал ему.
- О, в Смитфилде? – заметил он, записывая адрес в свою записную книжку. – Там и больница рядом.
- Думаю, я смогу убедить одного из студентов-медиков испробовать на моем плече свои познания.
- Вероятно, будет лучше, если вы сделаете это до того, как отправитесь с визитом к своему брату. – Лестрейд, должно быть, заметил выражение моего лица и понял , что перешел допустимую черту. – Я знаю, что это не мое дело, мистер Холмс, - сказал он немного смелее, - и у вас, несомненно, есть свои причины , но мне думается, что если б у меня был брат, то и дело попадающий в неприятности, то у меня было бы сильное искушение вмешаться и направить его на другой, более безопасный путь.
Я был совершенно без сил и был благодарен Лестрейду за спасение своей жизни, именно это и избавило его от ответа, который я обычно приберегаю для тех опрометчивых малых, которые думают, что дают мне добрый совет.
- Вы правы, инспектор, - холодно ответил я. – Это совсем не ваше дело.





* Приговоренный к повешению декан Броуди заблаговременно изготовил стальной ошейник, предотвращавший удушение, подкупил палача, чтобы тот не обратил на это устройство внимания, а так же ночью перед казнью запихнул себе в горло серебряную дыхательную трубку. Своих оставшихся на свободе друзей Броуди предупредил, что из петли его могут вынуть не совсем мертвым, и попросил не торопиться с похоронами.
**Генри Фаунтлерой (1784-1824) был повешен перед стотысячной толпой в Ньюгейте за похищение 250 000 фунтов стерлингов. Позже говорили, что он воспользовался серебряной трубкой, но никаких доказательств этого не было, и тело , похороненное в Банхилл Филдс в Лондоне несомненно принадлежало ему